Preview

Гематология и трансфузиология

Расширенный поиск

Эндотелиально-тромбоцитарное взаимодействие при сепсисе

https://doi.org/10.35754/0234-5730-2022-67-3-406-418

Содержание

Перейти к:

Аннотация

Введение. Эндотелиальные клетки и тромбоциты вовлечены в патогенетические процессы при сепсисе — нерегулируемой реакции организма хозяина в ответ на инфекцию, приводящие, с одной стороны, к развитию протромботической, а с другой стороны — геморрагической готовности.

Цель — обобщить информацию о механизмах межклеточного взаимодействия между эндотелиоцитами и тромбоцитами при сепсисе.

Основные данные. Развитие полиорганной недостаточности, увеличивающей вероятность неблагоприятного исхода сепсиса, отчасти обусловлено дисфункцией эндотелия, а также вовлечением в патогенетический процесс тромбоцитов. В физиологических условиях анатомически и функционально неповрежденный эндотелий важен для предотвращения микрососудистого тромбоза. Хотя тромбоциты в наибольшей степени связаны с гемостазом, они выполняют множество других функций, включая участие в воспалительных процессах через активацию комплемента, взаимодействие с лейкоцитами и моноцитами, участие в защите хозяина от инфекции и регуляции сосудистого тонуса. Процессы, регулирующие гемостаз, развивались как компонент воспалительной реакции на инфекцию. Многие из этих точек взаимодействия возникают на поверхности эндотелиальных клеток, связывая эндотелиоциты и тромбоциты в инициации и регуляции процессов свертывания крови и воспаления. Различные механизмы могут способствовать прямой и непрямой активации тромбоцитов при сепсисе, включая активацию тромбоцитов патогеном, активацию эндотелия и лейкоцитов, вызванную патогеном и воспалением, и активацию тромбоцитов, опосредованную активацией комплемента.

Для цитирования:


Дивакова Ю.В., Колосков А.В. Эндотелиально-тромбоцитарное взаимодействие при сепсисе. Гематология и трансфузиология. 2022;67(3):406–418. https://doi.org/10.35754/0234-5730-2022-67-3-406-418

For citation:


Divakova Yu.V., Koloskov A.V. Endothelial-platelet interaction in sepsis. Russian journal of hematology and transfusiology. 2022;67(3):406–418. (In Russ.) https://doi.org/10.35754/0234-5730-2022-67-3-406-418

Сепсис представляет собой опасную для жизни дисфункцию органов, вызванную нерегулируемой реакцией организма хозяина в ответ на инфекцию [1]. Развитие полиорганной дисфункции, увеличивающей вероятность неблагоприятного исхода сепсиса, отчасти обусловлено дисфункцией эндотелия, а также вовлечением в патогенетический процесс тромбоцитов [2]. Хотя тромбоциты в наибольшей степени связаны с гемостазом, они выполняют множество других функций, включая участие в воспалительных процессах через активацию комплемента, взаимодействие с лейкоцитами и моноцитами, участие в защите хозяина от инфекции и регуляции сосудистого тонуса. Эндотелий сосудов образует поверхность раздела между кровью и паренхимой и необходим для гемостаза и регулирования движения воды, растворенных веществ, газов, макромолекул и клеток [3]. Эндотелий играет важную роль в регуляции процессов свертывания крови [4]. В физиологических условиях анатомически и функционально неповрежденный эндотелий важен для предотвращения микрососудистого тромбоза. Активации процессов свертывания крови препятствуют три основных механизма антикоагуляции: система протеина C, ингибитор пути тканевого фактора и антитромбин (АТ). Эндотелиальные клетки регулирует деятельность всех трех этих систем [4][5].

В физиологических условиях гликокаликс эндотелиальных клеток играет решающую роль в функции антикоагулянтных белков и в предотвращении нежелательного свертывания крови. Гликокаликс представляет собой гелеобразную структуру, состоящую из связанных с мембраной протеогликанов, гликопротеинов и гликозаминогликанов, выстилающую поверхность эндотелия сосудов [6][7]. Эндотелиальные клетки также участвуют в гемостазе за счет фактора фон Виллебранда (von Willebrand factor, vWF), депонированного в специальных цитоплазматических включениях — тельцах Вейбеля — Паладе, который опосредует начальную адгезию тромбоцитов к участку повреждения сосуда. В физиологических условиях vWF связывается с тромбоцитами и агрегирует их в условиях высокого напряжения сил сдвига жидкости [8]. Сверхкрупные мультимеры vWF обладают высокой степенью тромбогенности, они расщепляются на более мелкие и менее тромбогенные формы с помощью специфической металлопротеазы ADAMTS13 [9]. Когда происходит неблагоприятное событие, позволяющее патогену попасть в кровоток, возникает генерализованное воспаление от воздействия бактериальных компонентов и продуктов распада тканей. В то время как иммунные клетки обеспечивают адекватный ответ на патоген, эндотелий также активируется, направляет и модулирует воспалительный ответ [10]. Существуют доказательства того, что процессы, регулирующие гемостаз, развивались как компонент воспалительной реакции на инфекцию [11–13]. Многие из этих точек взаимодействия возникают на поверхности эндотелиальных клеток, связывая эти два типа клеток — эндотелиоциты и тромбоциты — в инициации и регуляции процессов свертывания крови и воспаления [14–16]. Воспаление стимулирует как тромбоциты, так и эндотелиальные клетки, используя механизмы, которые влияют как на гемостаз, так и на иммунный ответ [3]. Тромбоциты играют важную роль в образовании тромбов, тем не менее активация тромбоцитов не всегда приводит к образованию протромботической среды [13][14][17]. В эксперименте показано, что ответы тромбоцитов на агонисты более разнообразны и сложны, чем это считалось ранее, причем фенотип тромбоцитов, вызванный взаимодействием лиганда с его рецептором, зависит от лиганда, количества лиганда и/или конкретных нижестоящих путей передачи сигнала, связанных с рецептором [13][18]. Гемостатический и иммуномодулирующий ответы происходят независимо друг от друга [3][19].

Эндотелиальный гликокаликс является важным регулятором целостности эндотелиального барьера и перемещения лейкоцитов [20]. В гомеостатических условиях слой гликокаликса и молекулы антикоагулянта, продуцируемые эндотелиальными клетками, предотвращают тромбоз микрососудов и поддерживают оптимальную текучесть крови [21]. Занимая положение между кровью и стенкой сосудов, эндотелиальный гликокаликс состоит из мембраносвязанной отрицательно заряженной сети протеогликанов, гликопротеинов, гликолипидов, гликозаминогликанов и прикрепленных белков плазмы [22]. Он регулирует барьерную функцию посредством механотрансдукции, и его изменение может привести к изменению функции эндотелиального барьера [23]. Патологические процессы при сепсисе приводят к изменениям структуры гликокаликса, повреждению эндотелия и дисфункции микрососудов [24]. Однако исследования, посвященные компонентам гликокаликса при сепсисе, немногочисленны. При воспалении гликокаликс разрушается активными формами кислорода, глюкуронидазами и другими протеазами. Повреждение структуры гликокаликса приводит к синтезу и воздействию молекул адгезии, таких как P-селектин, E-селектин и молекулы межклеточной адгезии 1 (inter-cellular adhesion molecule 1, ICAM-1 или CD54), а затем к привлечению лейкоцитов и тромбоцитов [7][25]. С другой стороны, активированные эндотелиальные toll-подобные рецепторы (toll-like receptors, TLRs) индуцируют формирование на эндотелиальных клетках прокоагулянтного фенотипа, который характеризуется уменьшением синтеза ингибитора пути тканевого фактора, активатора тканевого плазминогена и гепарана, а также повышенной экспрессией тканевого фактора и ингибитор активатора плазминогена 1 (plasminogen activator inhibitor 1, PAI-1) [26]. Попадание тканевого фактора в кровь приводит к образованию тромбина, который активирует тромбоциты и превращает фибриноген в фибрин. Активированные тромбоциты могут также ускорять выработку фибрина [2][27][28].

Методы визуализации in vivo позволили лучше охарактеризовать изменения, происходящие в гликокаликсе при сепсисе. С использованием атомно-силовой микроскопии для проведения наномеханического анализа микрососудов выявлено уменьшение толщины гликокаликса после сепсис-подобных воздействий: ферментативное расщепление, липополисахарид (ЛПС) и фактор некроза опухоли-α (ФНО-α) [29]. Электронная микроскопия позволила получить трехмерную ультраструктурную визуализацию капиллярного гликокаликса до и после развития эндотоксемии в сердце, почках и печени [30], а также в микроциркуляторном русле легких [31]. Разрушение гликокаликса увеличивает проницаемость макромолекул и адгезию лейкоцитов в микрососудах почек [32]. После острой травмы для восстановления слоя гликокаликса требуется 5–7 дней, но для полного восстановления функции эндотелиальных клеток необходимо значительно больше времени [21][33].

При тяжелой воспалительной реакции, такой как сепсис, активация воспалительного каскада патогеном может привести к автоамплификации продукции цитокинов и цитокиновому шторму. Цитокины — это широкая группа относительно небольших белков (< 40 кДа) (интерлейкинов (ИЛ), хемокинов, интерферонов, ФНО и факторов роста), вырабатываемых и высвобождаемых преимущественно иммунными клетками [34]. В ответе эндотелиальных клеток на цитокины или ЛПС, являющийся компонентом стенки бактериальных клеток, решающую роль играет внутриклеточный сигнальный путь NF-κB, основным компонентом которого является нуклеарный (транскрипционный) фактор NF-κB [35]. ЛПС образует комплекс с ЛПС-связывающим белком, который усиливает последующее взаимодействие ЛПС с комплексом, состоящим из CD14, TLR-4 и белка MD-2 (миелоидный фактор дифференцировки 2, известный также как лимфоцитарный антиген 96) [36]. Нисходящие сигнальные пути могут быть условно разделены на два конкурентных пути: TLR4/TRIF (адаптер, реагирующий на активацию toll-подобного рецептора, содержащий TIR-домен, индуцирующий интерферон-β)/IRF3 (интерферон регулирующий фактор транскрипции 3) и TLR4/MyD88/NF-κB. Путь TLR4/TRIF/IRF3 включает активацию TRIF, интернализацию комплекса TLR4/TRIF внутри эндосом с последующей активацией IRF3 и, в итоге, продукцией интерферона. В то же время активация пути TLR4/MyD88 (ген первичного ответа миелоидной дифференцировки 88)/NF-κB приводит к фосфорилированию MyD88 и киназ 1 и 4, связанных с рецептором ИЛ-1 (IRAK1 и IRAK4). IRAK, в свою очередь, фосфорилируют фактор 6, связанный с рецептором ФНО (TRAF6), который способствует деградации IκB (ингибирующего регулятора трансляции сигнала по NF-κB пути) и транслокации NF-κB в ядро клетки. Воспалительные цитокины, такие как ФНО-α, могут активировать аналогичные сигнальные пути, приводящие к ядерной транслокации NF-κB, и дополнительно увеличивать продукцию цитокинов [37]. Хотя иммунные клетки ответственны за выработку большей части цитокинов во время сепсиса, эндотелиальные клетки выступают не только в роли мишени для цитокинов, но также, посредством описанных сигнальных путей, способны секретировать такие цитокины, как ИЛ-1b, ИЛ-6 и интерферон. Точная роль цитокинов эндотелиального происхождения неясна. Считается, что эндотелиальные клетки вносят вклад в усиление и модуляцию воспалительного каскада и играют важную роль в активации и тонкой настройке местного иммунного ответа [28][38].

В ответ на воспалительные цитокины, в частности ФНО-α и ИЛ-1b, экспрессия гликопротеинов семейства интегринов, включая VCAM-1 (васкулярная молекула клеточной адгезии 1 или CD31), PECAM-1 (молекула адгезии тромбоцитов/эндотелиальных клеток 1), ICAM-1 и ICAM-2 (молекула межклеточной адгезии 2 или CD102), на поверхности эндотелиальных клеток резко возрастает, что является важным этапом в обеспечении и миграции лейкоцитов [21][35][39].

На начальной стадии сиалированные углеводы (сиалил Льюиса (sLeX или CD15s)), обнаруженные на лейкоцитах, слабо прикрепляются к E-селектину и P-селектину, что позволяет лейкоцитам «катиться» по эндотелию. На второй фазе «катящиеся» лейкоциты активируются хемокинами, локально высвобождаемыми макрофагами и эндотелиальными клетками, что обеспечивает более прочную адгезию к ICAM-1 и VCAM-1 и инициирует их трансэндотелиальную миграцию в поврежденные ткани [40][41]. Хемокины, которые связаны с эндотелием через линейные полисахариды — гепарансульфаты, образуют хемотаксический градиент, направляющий дальнейшую миграцию лейкоцитов. Более того, хемокины (такие как CXCL8 (ИЛ-8), CXCL1 (хемокиновый (мотив CXC) лиганд 1), CXCL2 (β-рецептор ИЛ-8) и CXCL5 (также известен как нейтрофильно-активирующий пептид 78, ENA-78), продуцируемые иммунными и эндотелиальными клетками, способствуют привлечению нейтрофилов из костного мозга и усиливают их адгезию [42][43]. Р-селектин на эндотелиальных клетках не только захватывает лейкоциты и способствуют их перемещению по эндотелию, но также активирует интегрины через гликопротеиновый лиганд Р-селектина 1 (PSGL-1 или CD162) и вызывает дальнейшую активацию лейкоцитов [28][44]. Белки, регулирующие ICAM-1, имеют решающее значение для адгезии и трансэндотелиальной миграции лейкоцитов. Эндотелиальный CD2AP (CD2-ассоциированный белок) ограничивает кластеризацию ICAM-1 и ICAM-1-зависимую трансэндотелиальную миграцию [44]. Аннексин-2 (ANXA2) также ограничивает трансэндотелиальную миграцию нейтрофилов, контролируя пространственное распределение ICAM-1 [45]. Рецептор ICAM-1, мембранный белок LFA-1 (антиген 1, ассоциированный с функцией лимфоцитов) [46] и Mac-1 (антиген макрофага-1 или рецептор комплемента 3 (CR3)) играют ключевую роль в остановке нейтрофилов и диапедезе соответственно [21][47].

Являясь наиболее распространенной группой лейкоцитов у человека, нейтрофилы играют важную роль в реализации врожденной иммунной защиты организма в ответ на инфекцию. При сепсисе группы молекул, характерные для патогенов, но отсутствующие в организме хозяина — патоген-ассоциированные молекулярные паттерны (PAMP) или молекулярные паттерны, связанные с повреждением (DAMP), могут активировать рецепторы распознавания образов (PRR), расположенные в нейтрофилах [48]. Молекулярные паттерны стимулируют миграцию нейтрофилов из циркулирующей крови в инфицированные ткани. Затем нейтрофилы высвобождают содержимое внутриклеточных гранул, включая миелопероксидазу, нейтрофильную эластазу и катепсин G. Активированные нейтрофилы также образуют сетевые структуры, содержащие деконденсированную ядерную ДНК, белки нейтрофильных гранул и цитоплазмы, также известные как нейтрофильные внеклеточные ловушки (neutrophil extracellular traps, NETs) [49]. Активация нейтрофилов с помощью этого механизма запускает уникальный процесс гибели нейтрофилов, называемый НЕТозом [50]. НЕТоз отличается от апоптоза или некроза нейтрофилов. Образование NETs зависит от активных форм кислорода. Для производства активных форм кислорода нейтрофилы могут активировать NADPH-оксидазу (NOX) через протеинкиназу C (PKC) и сигнальный путь ERK (Ras-ERK, MAPK/ERK). Активируемая активными формами кислорода пептидиларгининдеиминаза 4 (PAD4) модифицирует специфические остатки аргинина на гистонах H3 и H4 [51], что приводит к отделению линкерного гистона H1 и белка гетерохроматина 1b от нуклеосомной структуры [52] и опосредует деструктуризацию хроматина. Миелопероксидаза, нейтрофильная эластаза и катепсин G способствуют дальнейшей деструктуризации хроматина, тем самым разрушая ядерную мембрану [53]. Волокна ДНК в итоге вытесняются из клетки, создавая «сеть», которая захватывает патогены, а также другие клетки крови и клеточные белки. Патогены, попавшие в NETs, погибают. NETs опосредуют процесс уничтожения бактерий, вирусов [54][55] и грибов [56]. Дисфункция NETs приводит к снижению способности организма сопротивляться инфекции [57][58].

NETs способны захватывать и убивать различные иммунные клетки, включая CD41 и CD81 Т-клетки, В-клетки и моноциты. NETs также могут рекрутировать из циркуляции эритроциты, стимулировать высвобождение vWF из эндотелиальных клеток, увеличивать количество циркулирующего фибриногена и способствовать отложению фибрина, опосредуя тем самым образование венозных тромбов [59]. NETs вносят вклад в состояние свертывающей системы крови, индуцируя экспрессию тканевого фактора захваченными лейкоцитами и моноцитами. NETs способны улавливать тромбоциты и модулировать их активацию, адгезию и агрегацию. Синтез NETs в микроциркуляторном русле способствует образованию там микротромбов [60].

TLRs способствуют образованию NETs. Они представляют семейство связанных с мембраной PRR, которые захватывают PAMP, широко экспрессируемые многими инфекционными организмами. Одним из наиболее изученных PAMP является ЛПС, входящий в состав мембран грамотрицательных бактерий и являющийся основным лигандом TLRs. Тромбоциты экспрессируют многочисленные рецепторы семейства TLR. TLR4 обнаружен на 60 % тромбоцитов, в то время как TLR2 экспрессируется только на небольшой подгруппе тромбоцитов (10–20 %), TLR9 обнаружен на 40 % покоящихся тромбоцитов человека и может увеличиваться до 60 % в активированных тромбоцитах, что указывает на наличие внутриклеточного хранилища TLR9 [61]. Передача сигналов TLR4 тромбоцитов приводит к активации тромбоцитов, высвобождению микрочастиц, богатых ИЛ-1β, и взаимодействию тромбоцитов с другими клетками [62]. Стимуляция TLR2 тромбоцитов увеличивает поверхностную экспрессию P-селектина и активацию интегрина αIIbβ3 (GP IIb/IIIa), что обеспечивает тромбоцитам возможность прилипать к поверхности нейтрофилов, образуя агрегаты и повышая способность нейтрофилов инактивировать патогены [12][63]. TLR9 регулирует секвестрацию чужеродной ДНК и поверхностную экспрессию P-селектина в тромбоцитах [64][65].

Различные механизмы могут способствовать прямой и непрямой активации тромбоцитов при сепсисе, включая активацию тромбоцитов патогеном, активацию эндотелия и лейкоцитов, вызванную патогеном и воспалением, и активацию тромбоцитов, опосредованную активацией комплемента [65]. Адгезия и активация тромбоцитов, активация эндотелиальных клеток сосудов, рекрутирование врожденных иммунных клеток, образование NETs и отложение фибрина — все это способствует повышенной склонности к тромбозу при сепсисе [66][67]. Иммунотромбоз представляет собой одну из линий защиты хозяина, которая поддерживается несколькими специфическими молекулярными механизмами, направленную на борьбу с распространением и выживанием патогенов. Фактически клетки врожденного иммунитета, особенно моноциты и нейтрофилы, запускают иммунотромбоз путем их локального накопления в микрососудах. Они создают прокоагулянтную поверхность на эндотелиальных клетках микрососудов с локальной экспозицией тканевого фактора, деградацией эндогенных антикоагулянтов и образованием прокоагулянтной матрицы, состоящей из внеклеточных нуклеосом. Рекрутирование тромбоцитов способствует росту тромба и образованию NETs нейтрофилами, что позволяет более эффективно захватывать бактерии в микроциркуляторном русле [2][68].

Активация тромбоцитов во время тромботических событий тесно связана с активацией комплемента и, следовательно, связана с воспалением. Хондроитинсульфат A, высвобождаемый из α-гранул во время активации тромбоцитов, является идентифицированным медиатором взаимодействий между тромбоцитами и системой комплемента. Это взаимодействие происходит в трех идентифицируемых процессах: взаимодействие тромбоцитов с другими клеточными элементами (лимфоцитами, моноцитами, базофилами, тучными клетками, нейтрофилами), которые требуют участия комплемента, активации комплемента через классический каскад коагуляции и активации комплемента, независимой от активации коагуляции и комплемент-опосредованного клиренса микробных патогенов [69][70]. Активация классического каскада коагуляции через «внутренний» путь начинается с комплекса «контактной фазы», состоящего из фактора свертывания (F) XII и связанных с комплементом кофакторов, высокомолекулярного кининогена и прекалликреина, который расщепляет неактивную форму FXI до активированного FXIa. В этой цепочке взаимодействий образуется FXIIa, который способен катализировать превращение раннего компонента комплемента C1 (C1r2 переходит в C1rs), начиная процесс активации комплемента. Гранулы тромбоцитов содержат ингибитор C1 (C1-Inh) и полифосфат, которые могут ингибировать переход FXII в FXIIa. C1-Inh и полифосфат блокируют активацию комплемента в других точках, вне зоны инициации. Хотя активация комплемента не происходит на поверхности тромбоцитов, тромбоциты экспрессируют рецепторы как для C1q, так и для C3b факторов комплемента, мембранная экспрессия каждого из этих рецепторов увеличивается при активации тромбоцитов. Поскольку оба этих компонента комплемента также связываются с несколькими видами бактерий, тромбоциты могут участвовать в ответе на инфекцию с помощью механизмов связывания, опосредованных комплементом. Это опосредованное комплементом связывание бактерий с тромбоцитами происходит либо классическим, либо альтернативным путем [71][72]. На проперидин-зависимую активацию комплемента влияет связывание проперидина, высвобождаемого из активированных нейтрофилов, с активированными тромбоцитами [72]. В этой модели связанный с тромбоцитами проперидин опосредует связывание C3 со стимулированными тромбоцитами с последующим промотированием образования конвертазы C3Bb. На активацию комплемента также может влиять механизм, зависимый от P-селектина. При активации тромбоцитов увеличивается экспрессия P-селектина, который связывается с C3b компонентом комплемента. Кроме того, P-селектин имеет девять суши-доменов (модули контрольного белка комплемента), которые являются обычным структурным мотивом во многих комплементсвязывающих белках, таких как CR1, CR2 и фактор H [3][73].

При сепсисе коагуляционный каскад и воспалительная реакция вместе с повреждением эндотелиальной ткани постоянно вызывают активацию тромбоцитов, которая может дополнительно стимулироваться прямым взаимодействием с патогенами [74]. Тромбоциты прилипают и агрегируют в местах повреждения эндотелия, образуя пробку, которая гарантирует целостность сосудов и предотвращает кровотечение. При повреждении сосудистой стенки тромбоциты немедленно прилипают к субэндотелию, подвергаясь воздействию vWF, коллагена различных типов, фибронектина, фибриногена и других адгезивных молекул, таких как ламинин и тромбоспондин. Адгезию тромбоцитов к поврежденному субэндотелию обеспечивают три типа рецепторов: гликопротеиновый комплекс GPIb-IX–V (рецептор vWF), гликопротеин VI (GPVI) и интегрин α2β1 (рецепторы, обеспечивающие связь с коллагеном) и интегрин αIIbβ3. Сначала циркулирующие тромбоциты взаимодействуют с vWF, связанным с коллагеновыми волокнами через комплекс GPIb-IX–V, а затем — с коллагеном через интегрин α2β1 и гликопротеин GPVI. Эти взаимодействия обеспечивают временную адгезию тромбоцитов к поверхности обнаженного субэндотелия. Затем тромбоциты могут либо отделится от субэндотелия, либо закрепится на нем, изменить свою форму с дисковидной на сферическую. Тромбоциты активируются и выделяют содержимое своих гранул. Эта активация также приводит к конформационным изменениям в интегринах α2β1 и αIIbβ3, которые затем могут связываться соответственно с коллагеном и фибриногеном. Эти два интегрина обеспечивают стабильную и прочную адгезию тромбоцитов к субэндотелию. Активация тромбоцитов усиливается растворимыми агонистами, секретируемыми или генерируемыми тромбоцитами, такими как АДФ (аденозиндифосфат), ТХА2 (тромбоксан А2) или тромбином [2][3]. Повреждение эндотелия бактериальными токсинами приводит к усилению выделения тканевого фактора, который активирует FVII, запуская внешний путь коагуляционного каскада [75]. Тромбин является наиболее эффективным активатором тромбоцитов, способным вызывать изменение их формы, секреции и агрегации. Он также является основным эффектором коагуляции, позволяя превращать фибриноген в фибрин для консолидации тромба [76]. Тромбоксан А2 (TXA2), синтезируемый в тромбоцитах, представляет собой простаноид, продуцируемый из арахидоновой кислоты под действием циклооксигеназы-1 (ЦОГ-1) и тромбоксансинтазы. Из-за короткого периода полувыведения действие TXA2 сильно локализовано. Плотные гранулы тромбоцитов содержат высокую концентрацию АДФ, который высвобождается при активации тромбоцитов, усиливает агрегацию тромбоцитов и способствует стабилизации тромба. Взаимодействие растворимых агонистов (АДФ, тромбин и TXA2) с их семью гетеротримерными трансмембранными доменными рецепторами, связанными с G-белком, генерирует передачу сигналов «изнутри наружу», что приводит к активации интегрина αIIbβ3. Этот механизм обеспечивает рекрутирование новых тромбоцитов из кровотока в тромб, что влияет на увеличение его размера [2].

Протромботический фенотип эндотелиальных клеток опосредует экзоцитоз сверхкрупных мультимеров vWF из телец Вейбеля — Паладе эндотелиальных клеток и инициирует микротромбообразование [77]. Некоторое количество сверхкрупных мультимеров vWF, экскретированных из эндотелиальной клетки, остается фиксированным к клеточной мембране эдотелиоцита. Под действием силы сдвига крови, сверхкрупные мультимеры vWF разворачивается в нитевидную (активную) форму. В нормальных условиях сверхкрупные мультимеры vWF быстро расщепляются до менее активных форм металлопротеазой ADAMTS13. Однако при сепсисе медиаторы воспаления, например ИЛ-6, а также нейтрализующие аутоантитела, могут инактивировать металлопротеазу ADAMTS13. Металлопротеаза ADAMTS13 также может ингибироваться плазмином, тромбином, продуктами активированной коагуляции, эластазой гранулоцитов, а также активными формами кислорода. Вместе эти события могут приводить к приобретенному количественному или качественному дефициту ADAMTS13 и повышенному риску развития диссеминированного свертывания крови (ДВС) [9][28][78][79]. Наконец, при сепсисе эндотелий высвобождает повышенное количество PAI-1, подавляя таким образом систему фибринолиза, что также может усиливать дисбаланс между протромботическими и антитромботическими механизмами и приводить к распространению богатых фибрином микрососудистых тромбов, как это наблюдается при ДВС [80].

Значимым патогенетическим событием при ДВС является чрезмерное образование фибриновых тромбов, приводящее к окклюзии кровеносных сосудов в микроциркуляции и развитию органной недостаточности. Массивное образование фибриновых сгустков приводит к потреблению факторов свертывания крови и тромбоцитов [81]. ДВС было одним из первых механизмов, предложенных для объяснения тромбоцитопении у больных сепсисом. Однако лишь у 15–30 % больных с тромбоцитопенией присутствует ДВС, что позволяет предположить, что ДВС может приводить к развитию тромбоцитопении только в некоторых случаях у тяжелобольных [82, 83]. Механизм развития тромбоцитопении при сепсисе еще предстоит полностью понять, но, вероятно, тромбоцитопения возникает из-за комбинации нескольких факторов: повышенного потребления и секвестрации, а также сниженной продукции тромбоцитов [84]. Активация тромбоцитов сокращает продолжительность их жизни, поскольку активированные тромбоциты быстро выводятся из кровотока. В экспериментальных моделях на животных показано, что тромбоцитопения при сепсисе в значительной степени зависит от TLR4, что позволяет предположить, что иммуноопосредованная активация тромбоцитов представляет собой основную причину снижения количества тромбоцитов [85].

Увеличение секвестрации тромбоцитов наблюдается в ранней фазе сепсиса, когда тромбоциты после их активации агрегируют с лейкоцитами, образуя тромбоцитарно-лейкоцитарные агрегаты [86]. Агрегаты тромбоцитов и нейтрофилов также могут усиливать тромбоцитопению за счет образования NETs, активирующих тромбоциты [87]. Инфекционные патогены могут прямо или косвенно вызывать тромбоцитопению, стимулируя активацию и агрегацию тромбоцитов. Многие бактерии активируют тромбоциты через рецепторы GPIIb/IIIa или FcgRIIA с привлечением белков плазмы, таких как IgG, компонентов комплемента и фибриногена, другие бактерии напрямую связывают и активируют рецепторы тромбоцитов, такие как GPVI и TLRs, усиливая активацию тромбоцитов и образование тромбоцитарно-лейкоцитарных агрегатов [88].

Косвенно, в рамках ответа организма на патоген высвобождение различных антимикробных пептидов может привести к повреждению тканей и разрушению клеток, вызывая воспалительную реакцию, а затем активацию тромбоцитов, с последующим уменьшением их количества [89]. При пневмококковых инфекциях клиренс тромбоцитов увеличивается за счет процесса десиалилирования тромбоцитов, обусловленного высвобождением нейраминидазы. В моделях на животных показано, что сиалидазы, высвобождаемые или активируемые во время инфекций, гидролизуют сиаловую кислоту из гликопротеинов тромбоцитов. Десиалилирование приводит к экспонированию остатков β-галактозы на тромбоцитах, которые распознаются рецепторами Эшвелла-Морелла на гепатоцитах и, в итоге, приводить к фагоцитозу тромбоцитов в печени [90]. Другим возможным механизмом развития тромбоцитопении является иммунный клиренс и разрушение тромбоцитов. Антитромбоцитарные антитела, такие как антитела к гепарину/тромбоцитарному фактору-4, обнаруживаются у больных бактериальным сепсисом [65][91].

В качестве причин тромбоцитопении при сепсисе также может рассматриваться гемофагоцитоз. Высказано предположение, что макрофагальный колониестимулирующий фактор и воспалительные цитокины могут играть ключевую роль в инициации гемофагоцитоза путем активации моноцитов и макрофагов [92].

Показано, что количество мегакариоцитов в костном мозге у больных сепсисом и тромбоцитопенией не уменьшается, и продукция тромбоцитов остается неизменной [93]. Более того, увеличение доли незрелых тромбоцитов, абсолютное количество незрелых тромбоцитов и увеличение содержания тромбопоэтина подтверждают эту гипотезу [94][95]. Увеличение содержания тромбопоэтина может быть результатом уменьшения количества тромбоцитов или увеличения продукции тромбопоэтина в печени медиаторами воспаления. Было высказано предположение, что у больных тяжелым сепсисом может возникать дефект тромбоцитопоэза, однако конкретные механизмы этого явления не ясны [65].

Взаимодействие между тромбоцитами и эндотелиальными клетками имеет решающее значение для регуляции гемостаза, элементов иммунного ответа и поддержания целостности сосудов. В условиях воспаления баланс взаимодействия тромбоцитов с эндотелием смещается от процесса, который предотвращает инициирование тромбообразования, к процессу, способствующему тромбозу, но с другой стороны, в ситуации глубокой тромбоцитопении появляются геморрагические риски. Лучшее понимание механизмов эндотелиально-тромбоцитарного взаимодействия при сепсисе обеспечит перспективу для получения оптимальных решений в управлении данной клинической ситуацией [2][3].

Список литературы

1. Singer M., Deutschman C.S., Seymour C.W., et al. The Third international consensus definitions for sepsis and septic shock (Sepsis-3). JAMA. 2016; 315(8): 801–10. DOI: 10.1001/jama.2016.0287.

2. Vardon-Bounes F., Ruiz S., Gratacap M.P., et al. Platelets are critical key players in sepsis. Int J Mol Sci. 2019; 20(14): 3494. DOI: 10.3390/ijms20143494.

3. van der Poll T., Parker R.I. Platelet activation and endothelial cell dysfunction. Crit Care Clin. 2020; 36(2): 233–53. DOI: 10.1016/j.ccc.2019.11.002.

4. Opal S.M, van der Poll T. Endothelial barrier dysfunction in septic shock. J Intern Med. 2015; 277(3): 277–93. DOI: 10.1111/joim.12331.

5. Levi M., van der Poll T. Coagulation and sepsis. Thromb Res. 2017; 149: 38– 44. DOI: 10.1016/j.thromres.2016.11.007.

6. Uchimido R., Schmidt E.P., Shapiro N.I. The glycocalyx: A novel diagnostic and therapeutic target in sepsis. Crit Care. 2019; 23(1): 16. DOI: 10.1186/s13054018-2292-6.

7. Iba T., Levy J.H. Derangement of the endothelial glycocalyx in sepsis. J Thromb Haemost. 2019; 17(2): 283–94. DOI: 10.1111/jth.14371.

8. Чернова Е.В. Фактор Виллебранда. Вестник Северо-Западного государственного медицинского университета им. И.И. Мечникова. 2018; 10(4): 73–80. DOI: 10.17816/mechnikov201810473-80.

9. Колосков А.В., Мангушло А.А. Металлопротеаза ADAMTS-13. Гематология и трансфузиология. 2019; 64(4): 471–82. DOI: 10.35754/02345730-2019-64-4-471-482.

10. Hack C.E., Zeerleder S. The endothelium in sepsis: source of and a target for inflammation. Crit Care Med. 2001; 29(7 Suppl): S21–7. DOI: 10.1097/00003246-200107001-00011.

11. Herter J.M., Rossaint J., Zarbock A. Platelets in inflammation and immunity. J Thromb Haemost. 2014; 12(11): 1764–75. DOI: 10.1111/jth.12730.

12. Jenne C.N., Kubes P. Platelets in inflammation and infection. Platelets. 2015; 26(4): 286–92. DOI: 10.3109/09537104.2015.1010441.

13. Petito E., Amison R.T., Piselli E., et al. A dichotomy in platelet activation: Evidence of different functional platelet responses to inflammatory versus haemostatic stimuli. Thromb Res. 2018; 172: 110–8. DOI: 10.1016/j.thromres.2018.10.019.

14. Sang Y., Roest M., de Laat B., et al. Interplay between platelets and coagulation. Blood Rev. 2021; 46: 100733. DOI: 10.1016/j.blre.2020.100733.

15. Hamilos M., Petousis S., Parthenakis F. Interaction between platelets and endothelium: From pathophysiology to new therapeutic options. Cardiovasc Diagn Ther. 2018; 8(5): 568–80. DOI: 10.21037/cdt.2018.07.01.

16. Iba T., Levy H. Inflammation and thrombosis: roles of neutrophils, platelets and endothelial cells and their interactions in thrombus formation during sepsis. J Thromb Haemost. 2018; 16: 23–241. DOI: 10.1111/jth.13911.

17. Estevez B., Du X. New concepts and mechanisms of platelet activation signaling. Physiology. 2017; 32(2): 162–77. DOI: 10.1152/physiol.00020.2016.

18. Hubertus K., Mischnik M., Timmer J., et al. Reciprocal regulation of human platelet function by endogenous prostanoids and through multiple prostanoid receptors. Eur J Pharmacol. 2014; 740: 15–27. DOI: 10.1016/j.ejphar.2014.06.030.

19. Rex S., Beaulieu L.M., Perlman D.H., et al. Immune versus thrombotic stimulation of platelets differentially regulates signaling pathways, intracellular protein– protein interactions, and alpha-granule release. Thromb Haemost. 2009; 102(1): 97–110. DOI: 10.1160/TH08-08-0513.

20. Reitsma S., Slaaf D.W., Vink H., et al. The endothelial glycocalyx: composition, functions, and visualization. Pflugers Arch. 2007; 454(3): 345–59. DOI: 10.1007/s00424-007-0212-8.

21. Joffre J., Hellman J., Ince C., Ait-Oufella H. Endothelial Responses in Sepsis. Am J Respir Crit Care Med. 2020; 202(3): 361–70. DOI: 10.1164/rccm.2019101911TR.

22. Weinbaum S., Tarbell J.M., Damiano E.R. The structure and function of the endothelial glycocalyx layer. Annu Rev Biomed Eng. 2007; 9: 121–67. DOI: 10.1146/annurev.bioeng.9.060906.151959.

23. Maniatis N.A., Orfanos S.E. The endothelium in acute lung injury/acute respiratory distress syndrome. Curr Opin Crit Care. 2008; 14(1): 22–30. DOI: 10.1097/MCC.0b013e3282f269b9.

24. Chelazzi C., Villa G., Mancinelli P., et al. Glycocalyx and sepsis-induced alterations in vascular permeability. Crit Care. 2015; 19(1): 26. DOI: 10.1186/ s13054-015-0741-z.

25. Ince C., Mayeux P.R., Nguyen T., et al. The endothelium in sepsis. Shock. 2016; 45(3): 259–70. DOI: 10.1097/SHK.0000000000000473.

26. Khakpour S., Wilhelmsen K., Hellman J. Vascular endothelial cell Tolllike receptor pathways in sepsis. Innate Immun. 2015; 21(8): 827–46. DOI: 10.1177/1753425915606525.

27. Levi M., van der Poll T., Schultz M. Systemic versus localized coagulation activation contributing to organ failure in critically ill patients. Semin Immunopathol. 2012; 34(1): 167–79. DOI: 10.1007/s00281-011-0283-7.

28. Dolmatova E.V., Wang K., Mandavilli R., Griendling K.K. The effects of sepsis on endothelium and clinical implications. Cardiovasc Res. 2021; 117(1): 60–73. DOI: 10.1093/cvr/cvaa070.

29. Wiesinger A., Peters W., Chappell D., et al. Nanomechanics of the endothelial glycocalyx in experimental sepsis. PLoS One. 2013; 8(11): e80905. DOI: 10.1371/journal.pone.0080905.

30. Okada H., Takemura G., Suzuki K., et al. Three-dimensional ultrastructure of capillary endothelial glycocalyx under normal and experimental endotoxemic conditions. Crit Care. 2017; 21(1): 261. DOI: 10.1186/s13054-017-1841-8.

31. Inagawa R., Okada H., Takemura G., et al. Ultrastructural alteration of pulmonary capillary endothelial glycocalyx during endotoxemia. Chest. 2018; 154(2): 317–25. DOI: 10.1016/j.chest.2018.03.003.

32. Kataoka H., Ushiyama A., Akimoto Y., et al. Structural behavior of the endothelial glycocalyx is associated with pathophysiologic status in septic mice: An integrated approach to analyzing the behavior and function of the glycocalyx using both electron and fluorescence intravital microscopy. Anesth Analg. 2017; 125(3): 874–83. DOI: 10.1213/ANE.0000000000002057.

33. Potter D.R., Jiang J., Damiano E.R. The recovery time course of the endothelial cell glycocalyx in vivo and its implications in vitro. Circ Res. 2009; 104(11): 1318–25. DOI: 10.1161/CIRCRESAHA.108.191585.

34. Stober V.P., Lim Y.P., Opal S., et al. Inter-alpha-inhibitor ameliorates endothelial inflammation in sepsis. Lung. 2019; 197(3): 361–9. DOI: 10.1007/s00408019-00228-1.

35. Li P, Allen H., Banerjee S., Seshadri T. Characterization of mice deficient in interleukin-1 beta converting enzyme. J Cell Biochem. 1997; 64(1): 27–32. DOI: 10.1002/(sici)1097-4644(199701)64:1<27::aid-jcb5>3.0.co;2-1.

36. Kuzmich N.N, Sivak K.V., Chubarev V.N., et al. TLR4 signaling pathway modulators as potential therapeutics in inflammation and sepsis. Vaccines. 2017; 5(4): 34. DOI: 10.3390/vaccines5040034.

37. Wu H., Liu J., Li W., et al. LncRNA-HOTAIR promotes TNF-alpha production in cardiomyocytes of LPS-induced sepsis mice by activating NF-kappaB pathway. Biochem Biophys Res Commun. 2016; 471(1): 240–6. DOI: 10.1016/j.bbrc.2016.01.117.

38. Chousterman B.G., Swirski F.K., Weber G.F. Cytokine storm and sepsis disease pathogenesis. Semin Immunopathol. 2017; 39(5): 517–28. DOI: 10.1007/ s00281-017-0639-8.

39. Martinez-Mier G., Toledo-Pereyra L.H., Ward P.A. Adhesion molecules in liver ischemia and reperfusion. J Surg Res. 2000; 94(2): 185–94. DOI: 10.1006/ jsre.2000.6006.

40. Zhong L., Simard M.J., Huot J. Endothelial microRNAs regulating the NF-kappaB pathway and cell adhesion molecules during inflammation. FASEB J. 2018; 32(8): 4070–84. DOI: 10.1096/fj.201701536R.

41. Vestweber D. How leukocytes cross the vascular endothelium. Nat Rev Immunol. 2015; 15(11): 692–704. DOI: 10.1038/nri3908.

42. Kolaczkowska E., Kubes P. Neutrophil recruitment and function in health and inflammation. Nat Rev Immunol. 2013; 13(3): 159–75. DOI: 10.1038/nri3399.

43. Mestas J., Ley K. Monocyte-endothelial cell interactions in the development of atherosclerosis. Trends Cardiovasc Med. 2008; 18(6): 228–32. DOI: 10.1016/j.tcm.2008.11.004.

44. Schaefer A., van Duijn T.J., Majolee J., et al. Endothelial CD2AP binds the receptor ICAM-1 to control mechanosignaling, leukocyte adhesion, and the route of leukocyte diapedesis in vitro. J Immunol. 2017; 198(12): 4823–36. DOI: 10.4049/jimmunol.1601987.

45. Heemskerk N., Asimuddin M., Oort C., et al. Annexin A2 limits neutrophil transendothelial migration by organizing the spatial distribution of ICAM-1. J Immunol. 2016; 196(6): 2767–78. DOI: 10.4049/jimmunol.1501322.

46. Kuwano Y., Spelten O., Zhang H., et al. Rolling on Eor P-selectin induces the extended but not high-affinity conformation of LFA-1 in neutrophils. Blood. 2010; 116(4): 617–24. DOI: 10.1182/blood-2010-01-266122.

47. Gorina R., Lyck R., Vestweber D., Engelhardt B. b2 integrin-mediated crawling on endothelial ICAM-1 and ICAM-2 is a prerequisite for transcellular neutrophil diapedesis across the inflamed blood-brain barrier. J Immunol. 2014; 192(1): 324–37. DOI: 10.4049/jimmunol.1300858.

48. Williams M., Azcutia V., Newton G., et al. Emerging mechanisms of neutrophil recruitment across endothelium. Trends Immunol. 2011; 32(10): 461–9. DOI: 10.1016/j.it.2011.06.009.

49. Brinkmann V. Neutrophil extracellular traps kill bacteria. Science. 2004; 303(5663): 1532–5. DOI: 10.1126/science.1092385.

50. Воробьева Н.В., Черняк Б.В. НЕТоз: молекулярные механизмы, роль в физиологии и патологии. Биохимия. 2020; 85(10): 1383–97. DOI: 10.31857/ S0320972520100061.

51. Wang Y., Wysocka J., Sayegh J., et al. Human PAD4 regulates histone arginine methylation levels via demethylimination. Science. 2004; 306(5694): 279– 83. DOI: 10.1126/science.1101400.

52. Leshner M., Wang S., Lewis C., et al. PAD4 mediated histone hypercitrullination induces heterochromatin decondensation and chromatin unfolding to form neutrophil extracellular trap-like structures. Front Immunol. 2012; 3: 307. DOI: 10.3389/fimmu.2012.00307.

53. Clark S.R., Ma A.C., Tavener S.A., et al. Platelet TLR4 activates neutrophil extracellular traps to ensnare bacteria in septic blood. Nat Med. 2007; 13(4): 463–9. DOI: 10.1038/nm1565.

54. Narasaraju T., Yang E., Samy R.P., et al. Excessive neutrophils and neutrophil extracellular traps contribute to acute lung injury of influenza pneumonitis. Am J Pathol. 2011; 179(1): 199–210. DOI: 10.1016/j.ajpath.2011.03.013.

55. Saitoh T., Komano J., Saitoh Y., et al. Neutrophil extracellular traps mediate a host defense response to human immunodeficiency virus-1. Cell Host Microbe. 2012; 12(1): 109–16. DOI: 10.1016/j.chom.2012.05.015.

56. Urban C.F., Reichard U., Brinkmann V., Zychlinsky A. Neutrophil extracellular traps capture and kill Candida albicans yeast and hyphal forms. Cell Microbiol. 2006; 8(4): 668–76. DOI: 10.1111/j.1462-5822.2005.00659.x.

57. Middleton E.A., He X.Y., Denorme F., et al. Neutrophil extracellular traps contribute to immunothrombosis in COVID-19 acute respiratory distress syndrome. Blood. 2020; 136(10): 1169–79. DOI: 10.1182/blood.2020007008.

58. Chen Z., Zhang H., Qu M., et al. The emerging role of neutrophil extracellular traps in sepsis and sepsis-associated thrombosis. Front Cell Infect Microbiol. 2021; 11: 653228. DOI: 10.3389/fcimb.2021.653228.

59. Fuchs T.A., Brill A., Duerschmied D., et al. Extracellular DNA traps promote thrombosis. Proc Natl Acad Sci USA. 2010; 107(36): 15880–5. DOI: 10.1073/ pnas.1005743107.

60. Wake H., Mori S., Liu K., et al. Histidine-rich glycoprotein prevents septic lethality through regulation of immunothrombosis and inflammation. EBioMedicine 2016; 9: 180–94. DOI 10.1016/j.ebiom.2016.06.003.

61. Aslam R., Speck E.R., Kim M., et al. Platelet Toll-like receptor expression modulates lipopolysaccharide-induced thrombocytopenia and tumor necrosis factor-alpha production in vivo. Blood. 2006; 107(2): 637–41. DOI: 10.1182/blood-2005-06-2202.

62. Brown G.T., McIntyre T.M. Lipopolysaccharide signaling without a nucleus: Kinase cascades stimulate platelet shedding of proinflammatory IL-1β-rich microparticles. J Immunol. 2011; 186(9): 5489–96. DOI: 10.4049/jimmunol.1001623.

63. Blair P., Rex S., Vitseva O., et al. Stimulation of Toll-like receptor 2 in human platelets induces a thromboinflammatory response through activation of phosphoinositide 3-kinase. Circ Res. 2009; 104(3): 346–54. DOI: 10.1161/CIRCRESAHA.108.185785.

64. Thon J.N., Peters C.G., Machlus K.R., et al. T granules in human platelets function in TLR9 organization and signaling. J Cell Biol. 2012; 198(4): 561–74. DOI: 10.1083/jcb.201111136.

65. Assinger A., Schrottmaier W.C., Salzmann M., Rayes J. Platelets in sepsis: An update on experimental models and clinical data. Front Immunol. 2019; 10: 1687. DOI: 10.3389/fimmu.2019.01687.

66. Semeraro F., Ammollo C.T., Morrissey J.H., et al. Extracellular histones promote thrombin generation through platelet-dependent mechanisms: Involvement of platelet TLR2 and TLR4. Blood. 2011; 118(7): 1952–61. DOI: 10.1182/blood-2011-03-343061.

67. McDonald B., Urrutia R., Yipp B.G., et al. Intravascular neutrophil extracellular traps capture bacteria from the bloodstream during sepsis. Cell Host Microbe. 2012; 12(3): 324–33. DOI: 10.1016/j.chom.2012.06.011.

68. Camicia G., Pozner R., de Larrañaga G. Neutrophil extracellular traps in sepsis. Shock. 2014; 42(4): 286–94. DOI: 10.1097/SHK.0000000000000221.

69. Verschoor A., Langer H.F. Crosstalk between platelets and the complement system in immune protection and disease. Thromb Haemost. 2013; 110(5): 910–9. DOI: 10.1160/TH13-02-0102.

70. Nording H., Langer H.F. Complement links platelets to innate immunity. Semin Immunol. 2018; 37: 43–52. DOI: 10.1016/j.smim.2018.01.003.

71. Wijeyewickrema L.C., Lameignere E., Hor L., et al. Polyphosphate is a novel cofactor for regulation of complement by a serpin, C1 inhibitor. Blood. 2016; 128(13): 1766–76. DOI: 10.1182/blood-2016-02-699561.

72. Saggu G., Cortes C., Emch H.N., et al. Identification of a novel mode of complement activation on stimulated platelets mediated by properdin and C3(H2O). J Immuno. 2013; 190(12): 6457–67. DOI: 10.4049/jimmunol.1300610.

73. Del Conde I., Crúz MA., Zhang H., et al. Platelet activation leads to activation and propagation of the complement system. J Exp Med. 2005; 201(6): 871–9. DOI: 10.1084/jem.20041497.

74. de Stoppelaar S.F., van ´t Veer C., van der Poll T. The role of platelets in sepsis. Thromb Haemost. 2014; 112(4): 666–77. DOI: 10.1160/TH14-02-0126.

75. Tapper H., Herwald H. Modulation of hemostatic mechanisms in bacterial infectious diseases. Blood. 2000; 96(7): 2329–37.

76. Crawley J.T.B., Zanardelli S., Chion C.K.N.K., Lane D.A. The central role of thrombin in hemostasis. J Thromb Haemost. 2007; 5(Suppl 1): 95–101. DOI: 10.1111/j.1538-7836.2007.02500.x.

77. Kerr H., Richards A. Complement-mediated injury and protection of endothelium: Lessons from atypical haemolytic uraemic syndrome. Immunobiology. 2012; 217(2): 195–203. DOI: 10.1016/j.imbio.2011.07.028.

78. Studt J-D., Hovinga J.A.K, Antoine G., et al. Fatal congenital thrombotic thrombocytopenic purpura with apparent ADAMTS13 inhibitor: In vitro inhibition of ADAMTS13 activity by hemoglobin. Blood. 2005; 105(2): 542–4. DOI: 10.1182/blood-2004-06-2096.

79. Nolasco L.H., Turner N.A., Bernardo A., et al. Hemolytic uremic syndromeassociated Shiga toxins promote endothelial-cell secretion and impair ADAMTS13 cleavage of unusually large von Willebrand factor multimers. Blood. 2005; 106(13): 4199–209. DOI: 10.1182/blood-2005-05-2111.

80. Levi M., der Poll T. Disseminated intravascular coagulation: A review for the internist. Intern Emerg Med. 2013; 8(1): 23–32. DOI: 10.1007/s11739-012-0859-9.

81. Vincent J.L., Castro P., Hunt B.J., et al. Thrombocytopenia in the ICU: Disseminated intravascular coagulation and thrombotic microangiopathies-what intensivists need to know. Crit Care. 2018; 22(1): 158. DOI: 10.1186/s13054-0182073-2.

82. Venkata C., Kashyap R., Farmer J.C., Afessa B. Thrombocytopenia in adult patients with sepsis: Incidence, risk factors, and its association with clinical outcome. J Intensive Care. 2013; 1(1): 9. DOI: 10.1186/2052-0492-1-9.

83. Aird W.C. The hematologic system as a marker of organ dysfunction in sepsis. Mayo Clin Proc. 2003; 78(7): 869–81. DOI: 10.4065/78.7.869.

84. Giustozzi M., Ehrlinder H., Bongiovanni D., et al. Coagulopathy and sepsis: Pathophysiology, clinical manifestations and treatment. Blood Rev. 2021; 50: 100864. DOI: 10.1016/j.blre.2021.100864.

85. Aslam R., Speck E.R., Kim M., et al. Platelet Toll-like receptor expression modulates lipopolysaccharide-induced thrombocytopenia and tumor necrosis factor-alpha production in vivo. Blood. 2006; 107(2): 637–41. DOI: 10.1182/blood-2005-06-2202.

86. Gawaz M., Fateh-Moghadam S., Pilz G., et al. Platelet activation and interaction with leucocytes in patients with sepsis or multiple organ failure. Eur J Clin Invest. 1995; 25(11): 843–51. DOI: 10.1111/j.1365-2362.1995.tb01694.x.

87. Elaskalani O., Abdol Razak N.B., Metharom P. Neutrophil extracellular traps induce aggregation of washed human platelets independently of extracellular DNA and histones. Cell Commun Signal. 2018; 16(1): 24. DOI: 10.1186/s12964-018-0235-0.

88. Hamzeh-Cognasse H., Damien P., Chabert A., et al. Platelets and infections – complex interactions with bacteria. Front Immunol. 2015; 6: 82. DOI: 10.3389/ fimmu.2015.00082.

89. Johansson D., Shannon O., Rasmussen M. Platelet and neutrophil responses to gram positive pathogens in patients with bacteremic infection. PLoS One. 2011; 6(11): e26928. DOI: 10.1371/journal.pone.0026928.

90. Li M.F., Li X.L., Fan K.L., et al. Platelet desialylation is a novel mechanism and a therapeutic target in thrombocytopenia during sepsis: An open-label, multicenter, randomized controlled trial. J Hematol Oncol. 2017; 10(1): 104. DOI: 10.1186/s13045-017-0476-1.

91. Maharaj S., Chang S. Anti-PF4/heparin antibodies are increased in hospitalized patients with bacterial sepsis. Thromb Res. 2018; 171: 111–3. DOI: 10.1016/j. thromres.2018.09.060.

92. François B., Trimoreau F., Vignon P., et al. Thrombocytopenia in the sepsis syndrome: Role of hemophagocytosis and macrophage colony-stimulating factor. Am J Med. 1997; 103(2): 114–20. DOI: 10.1016/s0002-9343(97)00136-8.

93. Thiolliere F., Serre-Sapin A.F., Reignier J., et al. Epidemiology and outcome of thrombocytopenic patients in the intensive care unit: Results of a prospective multicenter study. Intensive Care Med. 2013; 39(8): 1460–8. DOI: 10.1007/s00134-013-2963-3.

94. Muronoi T., Koyama K., Nunomiya S., et al. Immature platelet fraction predicts coagulopathy-related platelet consumption and mortality in patients with sepsis. Thromb Res. 2016; 144: 169–75. DOI: 10.1016/j.thromres.2016.06.002.

95. Lupia E., Goffi A., Bosco O., Montrucchio G. Thrombopoietin as biomarker and mediator of cardiovascular damage in critical diseases. Mediators Inflamm. 2012; 2012: 390892. DOI: 10.1155/2012/390892.


Об авторах

Ю. В. Дивакова
СПб ГБУЗ «Городская больница № 26»
Россия

Дивакова Юлианна Владиславовна, заведующая отделением реанимации и интенсивной терапии

196247, Санкт-Петербург



А. В. Колосков
ФГБОУ ВО «Северо-Западный Государственный медицинский университет им. И.И. Мечникова» Министерства здравоохранения Российской Федерации
Россия

Колосков Андрей Викторович, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой гематологии и трансфузиологии

191015, Санкт-Петербург



Рецензия

Для цитирования:


Дивакова Ю.В., Колосков А.В. Эндотелиально-тромбоцитарное взаимодействие при сепсисе. Гематология и трансфузиология. 2022;67(3):406–418. https://doi.org/10.35754/0234-5730-2022-67-3-406-418

For citation:


Divakova Yu.V., Koloskov A.V. Endothelial-platelet interaction in sepsis. Russian journal of hematology and transfusiology. 2022;67(3):406–418. (In Russ.) https://doi.org/10.35754/0234-5730-2022-67-3-406-418

Просмотров: 2950


Creative Commons License
Контент доступен под лицензией Creative Commons Attribution 4.0 License.


ISSN 0234-5730 (Print)
ISSN 2411-3042 (Online)